|
Главная страница Общая информация о проекте |
|
|
|
История Рубрики: отечественная и всемирная история, археология, этнография |
|
|
|
Филология Рубрики: лингвистика и литературоведение |
|
|
|
Востоковедение Рубрики: Корея, Япония, Китай |
|
|
|
Политология |
|
|
|
Ссылки на другие научные студенческие материалы |
|
Шафферт Е. А. / К вопросу о последних днях жизни императора Александра I
Научный руководитель: д. и. н., проф., Гурьянова Н. С.
|
Вернуться к списку работ
Внезапная смерть 48-летнего императора Александра I в Таганроге 19 ноября 1825 года породила массу слухов и легенд, благодаря которым до сих пор в центре вни-мания исследователей остаются последние дни жизни императора. Сразу после объ-явления известия о кончине императора появились слухи, что император не умер в Таганроге, а воспользовался ситуацией болезни, чтобы осуществить свою давнюю мечту оставить престол и уйти в частную жизнь. Причиной этого являлись неодно-кратные прижизненные заявления Александра I о том, что он когда-нибудь по соб-ственному желанию уйдет от власти. На основании подобных слухов постепенно сложилась легенда о сибирском старце Федоре Кузьмиче, в обличии которого якобы скрывался император Александр I.
В этой ситуации вопрос о последних днях жизни императора приобретал особое значение. С самого начала в обществе проявился особый интерес к событиям болез-ни и кончины императора. Это подтверждают не только письменные источники, о которых подробно будет сказано ниже, но и источники изобразительного характера – гравированные портреты и лубочные картинки. В «Подробный словарь русских гравированных портретов», составленный Д. Ровинским, включено описание пяти гравюр, изображающих последние дни императора в Таганроге[1]. Важно отметить, что гравированные портреты других монархов XVIII-XIX вв. посвящены только изображению погребения[2]. Следовательно, сам факт кончины Александра I очень занимал современников.
По поводу событий, связанных с кончиной императора, в исследовательской лите-ратуре существуют две прямо противоположные точки зрения. По одной из них - император две недели был серьезно болен и умер[3], вторая же основана на убежде-нии в том, что подробности болезни и смерти государя были вымышлены, чтобы скрыть его уход от деятельности[4]. Обе они базируются на одних и тех же пись-менных нарративных источниках личного характера – дневниковых записях и пись-мах, круг которых ограничен и давно введен в научный оборот[5].
Первыми работами, появившимися в печати в связи с интересом к данной пробле-ме, являются работы Ивана Заикина «Последние дни незабвеннаго монарха, в бозе почивающаго государя императора Александра I»[6] и М. Данилевского «Таганрог или подробное описание болезни и кончины императора Александра I»[7]. И. Заи-кин, в части, касающейся описания последних дней жизни императора, привел све-дения из дневника генерал-адъютанта князя Волконского, находившегося около им-ператора все дни болезни, и опубликовал несколько писем, в которых сообщаются подробности событий этих дней людьми из окружения Александра I. Подобный подход в освещении данной темы наблюдается и в работе М. Данилевского. Он счел необходимым повторить уже опубликованное ранее И. Заикиным (стр. 22-29). Кро-ме того, следом он поместил подборку других источников, дающих более полное представление о происходившем с 4 по 19 ноября 1825 г. Работы И. Заикина и М. Данилевского не являются научно-исследовательскими, а представляют собой пуб-ликацию источников по теме.
Первой серьезной исследовательской работой, посвященной в том числе и вопросу о последних днях жизни императора, является 4-томный труд Н. К. Шильдера «Им-ператор Александр Первый. Его жизнь и царствование». На страницах 373-383 тома 4 автор пытается восстановить, по возможности полно, события, происшедшие по-сле 4 ноября. Он использует все опубликованные к тому времени источники по это-му вопросу, существенно дополнив их новыми. Исследователь отметил противоре-чивость привлекаемых им источников: «…трудно согласовать между собою разска-зы о последних трех месяцах жизни императора Александра; на каждом шагу встре-чаются противоречия, недомолвки, очевидныя неточности и даже несообразно-сти»[8].
Введенные в научный оборот еще в XIX в. источники по вопросу о последних днях императора Александра I по-прежнему составляют основной массив, привлекаемый учеными при обсуждении темы. Последние исследования показывают, что чаще де-лается попытка нового прочтения уже известных текстов в зависимости от исследо-вательской задачи[9]. Очень редко авторам удается найти и использовать в работе новые источники[10].
В этой связи особенно важно введение в научный оборот любого нового источника по теме. В 2000 году в результате полевой археографической работы, проводимой Институтом истории Сибирского отделения РАН (руководитель отряда – Н. Д. Зольникова), на государственное хранение был поставлен рукописный Ирмоло-гий[11], написанный в начале 30-х годов XIX века. Рукопись поступила из Енисей-ского района Красноярского края от старообрядцев часовенного согласия.
На одном из форзацных листов данного Ирмология, который расположен между задней переплетной крышкой и блоком книги, до нас дошел фрагмент текста, пове-ствующий о последних днях императора Александра I. Размер рукописи не позво-лил человеку, переплетавшему ее, сохранить текст полностью, поэтому он начина-ется и обрывается на полуслове.
Текст написан скорописью на бумаге с филигранью: литеры «АН», также просмат-ривается единица, что соответствует второй четверти XIX века[12], то есть был соз-дан после смерти императора. Важно установить, как соотносится данный текст с уже известными источниками, опубликованными и используемыми исследователя-ми при описании болезни Александра I и выяснить его значение для исследования проблемы. В данном тексте повествуется о событиях последних дней путешествия императора (с 4 по 15 ноября), бывших в центре внимания и в работах И. Заикина, М. Данилевского и Н. К. Шильдера, которые ввели в научный оборот основные ис-точники, повествующие о событиях последних дней путешествия императора.
В работе Ивана Заикина дословных совпадений с приведенным текстом мы не на-ходим. Из фактов, сообщаемых в анализируемом источнике, с опубликованными у И. Заикина идентифицируются только те, что в Мариуполе государь позвал к себе Виллие и что 15го ноября он исповедался и причастился. Эти сведения содержатся во всех дневниковых записях, которые велись во время болезни людьми из окруже-ния императора. Поэтому мы не можем говорить о близости этих двух текстов, и вряд ли можно предполагать общность их происхождения.
Гораздо большее родство текстов обнаруживается со второй частью публикации, осуществленной М. Данилевским, о чем свидетельствует ряд дословных совпадений с текстом из Ирмология. Например, часть фразы, которой начинается анализируе-мый нами текст, совпадает дословно:
|
Таблица 1
|
Обе фразы начинаются с одной и той же грамматической конструкции – деепричастного оборота, но при этом содержание начального фрагмента в каждом случае свое. Текст из Ирмология начинается с уточнения географического положения Ма-риуполя и указания на то, что именно здесь государь расположился на ночлег. Затем следует совпадающая дословно (за исключением одного местоимения «он») часть фразы, повествующая о факте разговора с Виллие. У Данилевского дополнительно вставлено только местоимение «ему», что вполне мог сделать публикатор с целью уточнения адресата. Очевидно, что автор анализируемого текста воспользовался в этой части сообщения сведениями из того же источника, что и автор опубликован-ного Данилевским. Начало предложения показывает, что текст из Ирмология был рассчитан на более широкого читателя, чем дневниковые записи. Информацию о расстоянии между Мариуполем и Таганрогом можно найти и в исследовании Н. К. Шильдера, но там она выполняет другую функцию. Она помещена после сообщения о прибытии государя 4 ноября на ночлег в Мариуполь, где ему врач предложил ос-таться до выздоровления: «…Виллие предлагал остаться в Мариуполе, но государь не согласился на это, ибо от Мариуполя до Таганрога только 90 верст»[13].
В анализируемом тексте эпизод с пуншем, выпитым для того, чтобы пропотеть, завершает фраза: «Выпил, укрылся, но не вспотел». Четко и ясно по сравнению с другими сообщениями. Н. К. Шильдер описывает этот эпизод, приведя цитату из днев-ника Тарасова: «…решился дать государю стакан крепкого пунша с ромом, уложил его в постель и покрыл, сколько можно теплее. Это усилило только безпокойство императора, и он немного заснул лишь к утру»[14]. Здесь, как и в тексте из публи-кации, осуществленной М. Данилевским, которая приведена выше, заметна та про-тиворечивость источников, о которой писал Шильдер. В анализируемом тексте все сообщаемые факты не только не противоречат друг другу, но дополняют описывае-мую картину болезни императора.
В исследовании Н. К. Шильдера продолжение пути описано так: «Часу в десятом утра в закрытой коляске с медвежьей полостью, в теплой шинели, отправился из Мариуполя»[15]. В публикациях И. Заикина и М. Данилевского данная подробность в описании путешествия Александра I не встречается. В тексте же из Ирмология следующее: «5 ноября под ноги потребовал мех, надел меховую шинель». В отличие от Н. К. Шильдера здесь указывается, что император был инициатором. Возможно, таким образом автор текста стремился показать, что император действительно осоз-навал себя серьезно больным.
Это подтверждает и следующий эпизод, о котором сообщается в анализируемом тексте: «На станции за обедом сказал, что чювствует лихоратку крымскую». Этого сообщения нет ни в одной из упомянутых выше публикаций, то есть текст из Ирмо-логия дает совершенно новое сведение. Сообщение подчеркивает, что сам импера-тор четко осознавал, что болен. В описании пути до Таганрога встречается еще одно дословное совпадение с пуб-ликацией М. Данилевского:
|
Таблица 2
|
У Данилевского указано расстояние 125[16] верст до Таганрога, но данные, приво-димые в тексте из Ирмология, представляются более точными.
В описании поведения императора после прибытия в Таганрог в публикации М. Данилевского отмечается, что император «никого не принимал». Н. К. Шильдер при описании событий, связанных с пребыванием императора в Таганроге, на этом фак-те не акцентировал внимание читателей. В тексте из Ирмология тоже отмечен факт, что император в день приезда в Таганрог никого не принимал. В тексте, опублико-ванном Данилевским, эта информация не выглядит убедительной, так как ее предва-ряет указание на то, что «император был довольно весел». А во вновь обнаруженном тексте она воспринимается как естественное следствие серьезного недомогания го-сударя.
Дальнейший ход болезни императора в тексте из Ирмология представлен следую-щим образом: «На другой день начал было одеваться, ходить пешком, но не мог. Потом все хуже и хуже». По сути, это лаконичное изложение описанного в публи-кации Данилевского состояния государя: «Как обыкновенно, оделся в мундирный сюртук, только уже не выходил со двора, как то прежде делалось, ибо он чувствовал уже себя не совсем хорошо» (С.38). Фраза не совпадает дословно, однако по сути эти сообщения близки, что подтверждает предположение об общем источнике.
Далее в анализируемом тексте из Ирмология следует сообщение, что император 8 ноября «писал коротенкое писмо в Спетеребурх к императрице». В публикации Да-нилевского вместо «императрице» - «Августейшей своей родительнице», что, скорее всего, является результатом редакторской правки. В тексте из Ирмология описание событий последних дней заканчивается так: «Дале все хуже. Как не уговаривал, ле-карств не принимал[17]. 15го поутру принял предложение императрице, исповедал-ся и приобщился тайн. Когда…»
Нужно отметить, что в тексте из Ирмология достаточно подробно описан путь им-ператора из Мариуполя в Таганрог, сообщается о первых днях пребывания в Таган-роге. После описания событий 8го ноября прерывается связное повествование. Соз-дается впечатление, что источником сведений в данном случае послужили свиде-тельства человека, сопровождавшего императора во время следования из Мариупо-ля до Таганрога. Как показывает анализ текста, описываемая картина болезни импе-ратора непротиворечива: император заболел, его состояние постоянно ухудшалось, лекарств он вообще не принимал, в конце концов, исповедался и причастился. В этой связи кажется вероятным, что текст возник с целью создать непротиворечивую и убедительную картину болезни и смерти императора. Ряд отмеченных дословных совпадений с источниками, опубликованными Данилевским, свидетельствует о еди-ном письменном источнике сведений, но в публикации Данилевского есть сообще-ния, друг другу противоречащие.
Что касается автора приводимого текста, то установить его личность или даже со-циальное происхождение пока не представляется возможным. Как уже упоминалось, рукопись была найдена у старообрядцев, однако, был ли этот лист написан самими старообрядцами, неизвестно. Тем не менее, очень важно, что в народной среде со-хранилось подробное и непротиворечивое описание последних дней императора.
Вид данного источника может быть определен как историческое предание - зафик-сированное в письменном виде свидетельство современника. Специфика данного вида источников состоит в том, что предание может выступать как источник фольк-лорного характера, так и нет. Выделение фольклорного и нефольклорного элемента в исторических преданиях представляется весьма условным, хотя изучением данно-го вида источников занимались преимущественно фольклористы[18], выделившие жанры фольклора, относящиеся к этому виду источников: легенды, сказания, сказы, побывальщины, исторические песни. Сюда можно отнести такую слабо изученную группу источников, как слухи и толки, бытующие в народе и постепенно либо отми-рающие, либо оформляющиеся в цельные произведения. К историческому преданию может быть отнесено все передающееся от одного поколения к другому, отражаю-щее представление об исторической реальности тех или иных социальных групп. Зафиксированный письменно исторический эпизод может быть как отражением сложившегося в народе мнения, так и источником его формирования, более четкого оформления.
Отличительной чертой, позволяющей относить тот или иной источник к историче-скому преданию, является содержание. Фольклористы, занимающиеся их исследо-ванием, отмечают, что эти произведения не имеют установки на строгую достовер-ность излагаемых фактов, но они отражают отношение народа к событию, воспри-ятие ситуации в народной среде. То есть данные источники позволяют прежде всего изучать духовный мир народа, восстанавливать «образ эпохи», каким его видели со-временники. Отсюда следует специфика историзма данных источников. В. Я. Пропп говорит об этом следующим образом: историзм преданий и песен «состоит не в том, что в них правильно выведены исторические лица и рассказаны исторические собы-тия или такие, которые народ считает действительными. Историзм их заключается в том, что в этих песнях народ выражает свое отношение к историческим событиям, лицам и обстоятельствам…»[19] В. К. Соколова высказывает сходную мысль: «Для преданий сюжетный вымысел обязателен, но это не лишает их подлинного историз-ма… Вымысел, точнее домысел в преданиях реального характера в большинстве случаев не противоречит исторической правде, а способствует обобщению действи-тельности, выявлению в ней наиболее существенного, типического…»[20] Похожие идеи высказывали еще в XIX веке Гоголь[21] и Пушкин[22].
Текст из Ирмология представляет собой не что иное, как зафиксированное «мне-ние народное», основанное на реальных событиях, нашедших отражение в источни-ке и соответствующим образом интерпретированное. То есть мы имеем дело с исто-рическим преданием нефольклорного происхождения, основанного на письменных источниках. Как уже упоминалось выше, в тексте последовательно проводится мысль о серьезной болезни императора и последовавшей за ней смертью. Таким об-разом, анализ этого текста позволяет сделать вывод, что в народной среде бытовало мнение о реальности смерти императора. Это, с одной стороны, говорит не в пользу легенды о странствующем монархе, то есть выступает подтверждением действи-тельной кончины императора, с другой стороны, может явиться важным свидетель-ством пристального народного внимания к царствующей особе, что может помочь в исследовании проблем народного монархизма.
Вернуться к списку работ