|
Главная страница Общая информация о проекте |
|
|
|
История Рубрики: отечественная и всемирная история, археология, этнография |
|
|
|
Филология Рубрики: лингвистика и литературоведение |
|
|
|
Востоковедение Рубрики: Корея, Япония, Китай |
|
|
|
Политология |
|
|
|
Ссылки на другие научные студенческие материалы |
|
Заикин Е. А. / Негативные явления в японском обществе как последствия модернизации
Научный руководитель: Ожогин В. И.
|
Вернуться к списку работ
За последние полтора века японское общество трижды подвергалось коренной перестройке, всякий раз почти неузнаваемо изменявшей его облик. Каждая перестройка стала этапом в интернационализации страны, интеграции ее в Западную цивилизацию. Модернизация - процесс форсированного изменения политических, экономических и социальных структур, идеологии, этики и образа жизни - происходила в Японии в направлении частичного или полного отказа от традиционных, сугубо национальных ценностей и принятия (также частичного или полного) ценностей, господствующих в большинстве (возможно, относительном) других стран. Поэтому понятие модернизации в нашем случае неотделимо от понятия интернационализации.
Три модернизации Японии были весьма отличны друг от друга как по форме, так и по сути. Реставрация Мэйдзи и последовавшие реформы стали ответом страны на вызов окружающего мира. Включение Японии в систему мировых торгово-экономических связей было очевидно неизбежным, вопрос стоял лишь, кто проведет необходимые преобразования – сами японцы или колониальная администрация. Правящая элита страны вовремя распознала эту альтернативу и взяла инициативу на себя. Благодаря этому, Япония сумела успешно пройти модернизацию, стать в итоге индустриальной державой, но, в соответствии с лозунгом «японский дух – западные знания», избежала тотального отказа от национальных традиций, приспособив их к изменившимся условиям.
Вторая модернизация проходила в условия послевоенной американской оккупации. В результате военного поражения японская правящая элита потеряла контроль над происходящим, и модернизацию осуществляли, диктуя ее формы, цели, методы, представители победившей стороны. В результате послевоенные преобразования в Японии стали новым этапом ее интернационализации. Если в эпоху Мэйдзи перемены коснулись в основном сферы экономики и политики, оставив в неприкосновенности духовные основы общества, то после войны мы видим обратную картину: в области идеологии, культуры, быта и стиля жизни вестернизация Японии стремилась зайти гораздо дальше, чем в экономике и политике. Мэйдзийские преобразования опирались на собственные национальные традиции, послевоенные – на чужие принципы и систему ценностей. Вторая модернизация Японии явилась логическим завершением первой, в итоге Япония стала неотъемлемой частью Западной цивилизации.[1]
Однако Западная цивилизация не статична, она находится в процессе постоянных изменений. Поэтому по прошествии некоторого времени возникает необходимость нового приспособления к изменившимся условиям. Процессы интернационализации в мире постепенно перерастают в глобализацию, целостность мирового пространства приводит к тому, что мы можем говорить уже об общемировых процессах. Участвуя в этих процессах, Япония проходит новую, третью модернизацию.
К началу 1970-годов человечество вступило в постиндустриальную (информационную) стадию развития. Массовое распространение информационных и телекоммуникационных технологий существенно изменило не только производство, досуг, воспитание, но также и социальную структуру общества, экономические и политические отношения. Естественно, в развитых странах эти процессы были глубже, слаборазвитые почти не затронули. Япония, благодаря первым двум модернизациям выдвинувшись на передний край развития общества, в полной мере восприняла происходящую в мире перестройку.
Однако последствия перехода к постиндустриальному обществу имели для Японии в целом негативный характер. Экономика страны, не выдержав радикального обновления технологической базы, по сей день находится в затяжном структурном кризисе. Состояние общества, испытывающего шок от ускорения темпа жизни и от очередной волны интернационализации, усиленный тяжелыми экономическими условиями, также оценивается как нездоровое.[2]
В настоящей работе рассматриваются основные проблемы современного японского общества, и делается попытка представить их как комплекс негативных последствий модернизации.
Превращению японской экономики в постиндустриальную предшествовали два десятка лет ускоренного индустриального развития. Успешно проведенные послевоенные преобразования позволили Японии совершить в 1955-73 гг. экономический рывок, масштабы которого заставили весь мир говорить о «японском экономическом чуде». Среднегодовые темпы экономического роста составляли 9,5% в год, объем промышленного производства за эти годы вырос в 6,6 раза, в результате чего Япония достигла западных стандартов благосостояния и прочно заняла второе место в списке стран - экономических лидеров.
Япония осваивала технологии переработки сырьевых и топливных ресурсов и массового стандартизованного выпуска готовых изделий. Этот процесс стимулировался сочетанием следующих факторов: наличие дешевой и хорошо обученной рабочей силы, инженерно-технических кадров; доступность новых технологий; достаточные внутренние источники накопления и механизмы финансирования капиталовложений. На экономический рост затрачивалось около 30% ВВП, в том числе 18–20% приходилось на инвестиции в оборудование и производственное строительство. Характерно было активное вмешательство государства в распределение ресурсов между отраслями и в организацию отраслей с целью формирования определенной структуры промышленности. Главными составляющими промышленной политики были протекционизм и налоговые льготы приоритетным отраслям.[3]
Однако в начале 1970-х гг. период стремительных темпов роста завершается, и начинаются сложные глубинные сдвиги в структуре японской экономики. Научно-техническая революция и глобализация, одним из явлений которой, в частности, стали нефтяные кризисы начала 1970-х гг., вызвали необходимость перевода экономики на новую технологическую базу. Происходит переход практически во всех отраслях на микроэлектронные технологии, внедрение новых материалов, автоматизация производства и проектирования, энергосбережение во всех его видах. Обновление технологической основы экономики потребовало значительных капиталовложений; доля инвестиций в обновление машин и оборудования заметно возросла, между тем как доля инвестиций в расширение производственных мощностей серьезно понизилась, что не могло не вызвать замедление темпов экономического роста.
Необходимо заметить, что экономические трудности, инфляция и замедление темпов роста в период перехода к постиндустриальному способу хозяйствования характерны не только для Японии, но и для других развитых стран Европы и Америки. С другой стороны, на этом фоне выделяются успехи «азиатских тигров» - Сингапура, Гонконга, Тайваня, Южной Кореи, которые объясняются, в том числе и тем, что этим странам не пришлось обновлять технологическую базу. За отсутствием какой бы то ни было индустрии технологическая база новой, постиндустриальной экономики была здесь создана заново. Оказалось, что во многом проще создать новое производство на пустом месте, чем переориентировать старое на выпуск новой продукции.
В итоге к середине 1980-х гг. радикальное обновление технологического базиса в Японии было завершено. Появилась возможность переноса основного потока инвестиций обратно в расширение производства. Однако, ряд специфических особенностей японской экономики, которые обусловили «экономическое чудо» 1950-60-х, в новых условиях создали обратный эффект. Во-первых, это принцип «догоняющего развития». Ни во время «экономического чуда», ни во время технологической перестройки, Япония не участвовала в создании технических новинок, только в их «коммерческом» совершенствовании. Ни одна из базовых инноваций, определяющих современный жизненный уклад (за исключением, разве что, лапши быстрого приготовления), не была разработана в Японии. Японцы покупали разработанную на Западе технологию и применяли ее на практике. В условиях информационного общества такая схема перестала работать: технология устаревает быстрее, чем ее успеют купить.
Одной из причин лидерства Японии до последней модернизации была ориентация японских компаний на выпуск изделий, пользующихся особенно широким спросом. При этом каждая фирма максимально ограничивает число одновременно выпускаемых моделей продукции. Японские компании четко выявляют, что нужно именно массовому потребителю. После перехода к информационному обществу этот плюс превратился в минус. Отличительной чертой современной экономики является дестандартизация, вплоть до индивидуального штучного производства. В конкурентной борьбе побеждает тот, у кого больше сортов продукции, и это явно не японские фирмы.
Тормозом развития экономики стали традиционные основы японского управленческого режима — пожизненный наем и оплата по старшинству. Играющие роль своеобразного гаранта социальной стабильности, они оказались не в меру расходными институтами. То же можно сказать и о государственном регулировании экономики путем административных указаний и распоряжений. Пытаясь снизить уровень государственного регулирования, японцы столкнулись с большими трудностями. Дерегулирование проведено было неудачно, и в конечном итоге лишь усилило элементы нестабильности в экономике.
Все эти факторы привели к тому, что после завершения обновления технологической базы возвращения к высоким темпам экономического роста не произошло.
Основным традиционным источником капиталовложений в японскую экономику были личные сбережения граждан. Модернизация психологически подхлестнула рост сбережений: зрелище ускоренно и радикально меняющегося общества вкупе с недостаточным уровнем социальной защиты, осознание старения общества как проблемы, а также явление отставания роста потребностей населения от роста доходов (люди морально не успевали приспособиться к более высокому уровню жизни) – все это вызвало огромное увеличение объемов сбережений. Сбережения люди хранят в банках, и к 1989 г. объем банковских депозитов достиг величины сравнимой с 120% ВВП. Ликвидные средства банков вкладывались не столько в производственные мощности промышленных предприятий, сколько в спекулятивные сделки промышленных, торговых и риэлтерских компаний с акциями и недвижимостью. Всю вторую половину 1980-х гг. на рынке акций и земельного капитала шла затяжная и бурная игра на повышение. Рост курса акций и других активов все больше отрывался от реальных экономических показателей.
Закономерным итогом стала паника на фондовых биржах в 1990-м г. За 1991–1994 гг. цены на землю упали на 556 трлн. иен, а совокупная стоимость акций понизилась на 490 трлн. иен. Иными словами, рыночная цена совокупных финансовых активов (корпоративных акций и земли) упала более чем на 1000 трлн. иен, что соответствует валовому внутреннему продукту более чем за 2 года. По мере падения рыночных цен акций и земельных участков обнаруживались и накапливались невозвратные долги банкам. Наконец, в 1995–1997 гг. несколько крупных банков были объявлены банкротами (в том числе Банк долгосрочного кредита и Японский кредитный банк, два из трех банков долгосрочного кредита), а в 1998 г. закрылась одна из ведущих брокерских компаний — «Ямаити сёкэн». Государственный бюджет терял налоговые поступления, и бюджетный дефицит, покрываемый эмиссией долговых обязательств, в 1996–1997 финансовом году дошел до опасного уровня в 43,6% расходной части. Бюджетная система Японии оказалась в глубоком кризисе, экономика вошла в полосу длительного застоя.[4]
Проблемы в экономике – лишь одна сторона кризиса, поразившего японское общество в результате постиндустриальной революции. За последние десятилетия в Японии появилось значительное количество неизвестных здесь ранее социальных явлений негативного характера, что дало возможность многим ученым, а тем более публицистам, говорить о «больном» и «рассерженном» японском обществе.
Прежде всего, это исключительно неблагоприятная демографическая ситуация, неуклонное старение населения. Японцы не обеспечивают воспроизводства нации. Минимальный коэффициент рождаемости, обеспечивающий воспроизводство – 2,08 ребенка на женщину. В октябре 1998 г. он составлял 1,38. В то же время уровень смертности неуклонно повышается (не в силу ухудшения жизненных условий, а просто по причине постоянного увеличения доли стариков – возрастной группы, в которой наиболее высока смертность). Сокращение рождаемости обусловлено главным образом изменением положения женщины в обществе и семье, а также состава самой семьи и отношения к браку.
Постигшая японскую экономику перестройка отраслевой структуры привела к изменению требований к рабочей силе. Значительно сократился удельный вес добывающей промышленности и сельского хозяйства, понижается доля обрабатывающей промышленности, но зато быстрыми темпами растет сфера услуг. Сворачиваются такие отрасли как лесозаготовки, угледобыча, цветная металлургия, на их место приходят обслуживание компьютеров, печать, реклама, маркетинг, информационные системы и т.п. Падает роль физического труда, он все больше вытесняется трудом интеллектуальным. Это делает возможным большее вовлечение в ряды рабочей силы женщин. В условиях нестабильной экономики все большее количество женщин стремятся найти работу, совмещая, таким образом, желаемое с возможным. Между тем, брак и рождение ребенка, очевидно, серьезное препятствие получению образования и карьерному росту. Все чаще женщина выбирает карьеру, а не семью, и, несмотря на пагубные последствия для демографии, общественное мнение постепенно принимает в этом вопросе сторону женщины. По результатам опросов еще в 1994 году 50% респондентов были уверены в том, что мужчины должны активно работать, в то время как женщинам следует заниматься домашним хозяйством и заботиться о детях. Лишь 37% не соглашались с традиционным распределением обязанностей в семье. Но к 1996 году это мнение в корне изменилось: традиционного взгляда на семью придерживались только 36% респондентов, а 52% выразили противоположное мнение.[9]
В результате мы имеем резкое сокращение числа браков, и, соответственно, падение рождаемости. Особенно сократилось число браков в возрастных группах 20-24 года и 25-29 лет. Средний возраст вступления в брак продолжает увеличиваться. Возраст, в котором японка рожает первого ребенка, отодвинулся до 27,8 лет в 1998 г. Растет число мужчин, а в последнее время и женщин, которые предпочитают вообще не вступать в брак. Это так называемые «тунеядцы - одиночки» - молодые люди в возрасте до тридцати лет и старше, которые не стремятся к самостоятельной жизни и живут вместе с родителями. Поведение подобных лиц, помимо неблагоприятных демографических последствий, еще и наносит удар по экономике, поскольку они не стремятся иметь дом и вести домашнее хозяйство.
Все эти факторы превратили старение населения в одну из самых болезненных проблем Японии. Количество японцев, достигших возраста 65 лет, на 1 октября 2002 г. составляло 23,63 млн. человек или 18,5% от общей численности населения. Количество достигших возраста 75 лет и старше составляет 10,04 млн человек. Численность населения этой возрастной группы, превышающая 10 млн, была отмечена впервые. По прогнозам к 2050 году пожилое население страны уже составит 35,7%, это означает, что около 1/3 всех жителей будут людьми в возрасте 65 лет и старше. Превышение количества пенсионеров в возрасте старше 65 лет над количеством трудоспособных в 2002 году составило 7,3%. Интенсивный процесс старения нации уже сейчас порождает острую нехватку трудовых ресурсов и целый комплекс других социальных проблем.[4]
Итак, реорганизация экономики в процессе перехода к постиндустриальной системе хозяйствования стала отправной точкой для начала серьезного демографического кризиса. Однако гораздо большее число современных японских социальных проблем коренится вовсе не в сфере экономики. Прошедшая модернизация нанесла по японскому обществу беспрецедентный психологический удар.
В 1965 г. в статье, опубликованной в журнале «Horizon», Элвин Тоффлер впервые употребил термин «шок будущего» для описания разрушительного стресса и дезориентации, которые вызывают у индивидов слишком большие перемены за слишком короткое время. В 1970 г. в книге «Future Shock» он подробно описал грандиозный размах и стремительный темп перемен, с которыми сталкивается постиндустриальное общество. Технология своим бурным развитием в последние десятилетия меняет мировой облик буквально на глазах, постоянно уменьшается промежуток времени от изобретения какого-либо прибора до его превращения в обыденный аксессуар. Подавляющее большинство всех материальных благ, которыми мы сейчас пользуемся в повседневной жизни, были изобретены в течение самого последнего времени, тем более что благодаря развитой сети социальных и информационных связей масштабы перемен охватывают всю планету, и последствия локальных событий отражаются повсеместно мгновенно.
Человек не успевает приспособиться к ускорению темпов перемен в производстве и быту, усилению информационного пресса. Адаптивные системы человеческого организма физически испытывают страдание от перегрузок. Человечество охватывает неведомое ранее психологическое состояние, которое по своему воздействию может быть приравнено к заболеванию - футурошок. Его симптомы: утрата чувства реальности, умения ориентироваться в окружающей жизни, страх перед грядущим. Человек в условиях футурошока зачастую ведет себя нерационально, явно действуя против своих собственных интересов. На самом деле такие действия – это неосознанное (или осознанное) сопротивление переменам.[5]
Сочетание футурошока и экономической депрессии стало основным источником негативных явлений в японском обществе. Как свидетельствуют опросы общественного мнения, главное, о чем думают японцы сегодня – это недоверие к институтам общества и тревога за завтрашний день. Вот некоторые результаты опроса, проведенного газетой «Asahi» в 2002 г., в сравнении с результатами более ранних опросов.
В 1978 году 36% респондентов выражали беспокойство относительно своего преклонного возраста, в то время как в 2002 году их число возросло до 66%. В 1978 году наибольшую обеспокоенность выражали люди в возрасте 40 лет - они составляли 49% всех опрошенных. К 2002 году количество работников этой возрастной категории подскочило до 76%.
Более молодое поколение уже не проявляет стойкости: 50% респондентов в возрасте 20 лет выражают сомнения, что им удастся сделать успешную карьеру, и считают свой возраст "сумерками". В 1978 году количество молодых пессимистов не превышало 23%. Из общего числа опрошенных в возрасте 60 лет и старше 60% обеспокоены своим будущим, а в 1978 г. их количество составляло 25%.
Как показывает опрос, резко снизилось и доверие к финансовым структурам, которые когда-то были сердцем национальной экономики. В 2002 году только 11% респондентов заявили о доверии к банковской системе. В 1983 году банкам доверяли 52% населения.
Оценка политических деятелей выглядит не менее безрадостно. Только 15% опрошенных считают, что политические деятели страны «заслуживают доверия», или доверяют им "в некоторой степени". И все-таки больше людей – 20% - на выборах полагаются только на счастливый случай.
В том же опросе респондентам был предложен список слов, из которого надо было выбрать одно, наиболее точно описывающее японский характер. только 50% опрошенных выбрали слово "усердие" как наиболее точно определяющее характер японцев и сегодня, и большинство респондентов отметило, что такие слова, как "вежливость", "честность" и "коллективизм", уже более не характеризуют современное японское общество. Все эти ответы свидетельствуют об утрате тех черт, которые традиционно считаются японскими, и отражают значительные перемены в сознании японцев и их восприятии самих себя.[6]
С середины 1970-х годов в Японии неуклонно растет число правонарушений. Это неудивительно в период экономического кризиса, однако, чуть более подробное рассмотрение японского криминала заставляет думать, что истинной подоплекой его роста являются не столько экономические, сколько психологические факторы.
Несмотря на кризис, в Японии не растет число квартирных краж, спекуляций, случаев коррупции, мошенничества, значительно сокращается число тяжких преступлений. Вместо них в Японию пришла уличная преступность. Дни, когда Япония гордилась тем, что является одной из самых безопасных стран на планете, давно ушли в прошлое. Эпидемия немотивированных нападений на прохожих приобрела общенациональные масштабы. В 2002-м году только в префектуре Аити было зафиксировано более чем 143 тыс. уличных преступлений, это в два раза превышает количество подобных преступлений, совершенных здесь за последние 5 лет.
Среди этих преступлений – автомобильные кражи, избиения, грабежи с применением насилия, похищения сумок. Наибольшее беспокойство вызывают немотивированные нападения с целью выплеснуть агрессию. Так, например, в марте 2003г. в префектуре Аити медсестре нанес смертельный удар ножом проходящий мимо человек, который никогда раньше не видел жертву и не имел с ней никаких связей. К традиционным формам уличных нападений в последнее время добавляется и новый вид преступлений, который раньше практически не встречался – это нападения на детей. Широкую общественность особенно сильно встревожили три недавних случая. Первое нападение было совершено 12 мая в префектуре Фукуока, когда преступник поджег одежду на 10-летнем мальчике, когда тот шел в школу. На следующий день в Наре маньяк схватил проходившую мимо 8-летнюю девочку и приставил ей к горлу нож, угрожая убить. Энергичное сопротивление девочки испугало преступника – он бросил ребенка и убежал. А еще раньше, 7 мая, женщина метнула нож в 6-летнюю девочку, проезжавшую мимо на велосипеде.
Большая часть правонарушений в Японии совершается несовершеннолетними. Еще в начале 1970-х гг. доля преступлений, совершаемых молодежью, составляла около 30%. Начиная с 1981 г., эта доля не падает ниже 50%, причем 85% молодежных правонарушений приходится на уличную преступность.[7]
Преступность несовершеннолетних является индикатором глубинных кризисных процессов – ослабления традиционных социальных связей, нарастающего отчуждения в обществе, зреющего конфликта поколений. Какое-то время реакция японской молодежи на эти процессы выливалась в политический экстремизм, но с наступлением депрессии она сублимировалась в мелкие правонарушения уголовного характера. Это компенсаторная реакция, разрядка социального стресса.
Неприятие нового общества, внешне иррациональное сопротивление переменам, которое высказывают некоторые индивиды, выливается в антиобщественные поступки. Но кроме этого, в Японии широкое распространение получил другой вариант реакции на футурошок – бегство от перемен, уход из неблагополучного общества и атмосферы всеобщей неудовлетворенности. Стремление отстраниться от дискомфорта в Японии усугубляется исторически сложившимися особенностями: менталитетом островного народа и этикой одиночества самурая.
Статистика свидетельствует о непрерывном росте числа самоубийств в Японии. А японское министерство просвещения, культуры, спорта, науки и техники публикует данные о том, что детей, отказывающихся посещать школу, стало вдвое больше, чем за последние 10 лет. Особо в этом ряду стоит явление, получившее название «хикикомори» или «сидение взаперти».
Это явление заключается в том, что человек избегает контактов с другими людьми, обрекая тем самым себя на одиночество. Подверженные хикикомори – это, как правило, молодые люди, которые живут с родителями, они закрываются в своей комнате и проводят в изоляции по много лет. Некоторое представление об образе жизни этих затворников можно получить из рассказа Мицунори Ивата, ранее страдавшего хикикомори, который был опубликован в газете «Асахи».
«Моя мать входила ко мне в комнату только за тем, чтобы принести поесть, как будто я домашнее животное», - рассказывает Ивата, ранее страдавший хикикомори. – «Когда мы начинали разговаривать, беседа обязательно переходила в спор. У меня уже не было сил постоянно спорить с матерью, и я вообще перестал с ней разговаривать». Только появление матери в комнате с подносом в руках на миг прерывало монотонное течение времени, которое сын проводил за компьютерными играми, слушанием музыки и питьем алкоголя. «Нормальному человеку порой даже не хватает 24 часов в сутки, чтобы все сделать, - продолжает Ивата. - При моем образе жизни мне хватало и двух часов». Его изоляция от общества продолжалась около семи лет.
По некоторым данным в состоянии хикикомори пребывают сейчас около 1,2 млн. молодых людей, что составляет чуть меньше 1% населения Японии.
Что же заставляет людей бежать от общества? Вот что об этом говорит тот же Ивата: «Меня раздражало все. То, что я видел вокруг, настолько не совпадало с моими представлениями о жизни, что мне оставалось только изолировать себя от общества», - говорит он. И чем дальше Ивата уходил от общества, тем труднее становилось в него возвратиться. «Все дело было в ритме жизни, - замечает Ивата. - Я не мог вернуться в общество, живущее в таком стремительном темпе. Для меня в нем больше не было места».[8]
В Японии выпущено более 30 книг, посвященных проблеме хикикомори, идет перманентное обсуждение в прессе, открыты специальные сайты Интернет. Один из основных обсуждаемых вопросов – является ли хикикомори объектом изучения медицины или обществоведения. Однако симптомы этого явления настолько совпадают с описанными Тоффлером задолго до его распространения симптомами футурошока, что сомневаться в социально-психологической природе хикикомори не приходится.
Футурошок, реакция общества на ускорение общественных процессов, и снижение темпов экономического роста, вызванное переводом экономики на новую технологическую базу - неизбежные последствия перехода к постиндустриальному обществу. Как и все страны, осуществившие переход, Япония испытала на себе воздействие этих факторов. Но если в странах Запада, прежде всего в США, мало-помалу справились с неблагоприятными последствиями модернизации, то в Японии наличие ряда характерных национальных особенностей лишь усугубило их. Итогом стала затяжная экономическая депрессия и кризисные явления в японском обществе.
Вернуться к списку работ